Бегство Джейн - Страница 120

120

Какие у нее шансы? Какие шансы у Эмили?

— Так вот, слушай, — заговорила Джейн, осознавая свои мысли лишь только после того, как они воплощались в звуках произносимых ею фраз. — Я не стану устраивать публичного скандала. Я не стану обращаться в полицию. Я никому ничего не скажу. Ты останешься при своей карьере и безупречной репутации. Но за это…

— А за это? — В его голосе прозвучали ехидство и самодовольство.

— А за это ты уедешь отсюда. Прямо сейчас.

— А Эмили?

— Эмили? Естественно, Эмили останется со мной. Я оформлю опеку на себя.

— Ты полагаешь, что я откажусь от своего единственного ребенка, зная, что других детей у меня никогда не будет?

— Не думаю, что у тебя есть выбор.

— Вот как? Знаешь, я несколько по-другому представляю себе все это.

— Если ты посмеешь оспаривать мое право на опеку в суде, я обвиню тебя в растлении малолетних. Тогда ты потеряешь все.

— Я так не думаю. Думаю, что суд понимает, насколько склонными ко всякого рода обвинениям становятся женщины, когда дело касается развода. В гневе они способны измыслить любые, самые невероятные, ужасы, пытаясь представить своего бывшего мужа чудовищем. Из всего, что я читал по этому поводу, могу заключить, что суд обычно не очень благосклонен к истеричным дамам, возводящим на своих мужей обвинения в растлении.

— Эти обвинения не столь уж необоснованны.

— Кто это подтвердит? Врач, который обследовал Эмили? Кто-нибудь обнаружил физические следствия сексуального растления? Что ты можешь привести в подтверждение своих обвинений, кроме воображения своей дочери и слов перестаравшейся девственницы-учительницы? — Он помолчал, давая ей возможность усвоить его слова. — Кроме того, ты хочешь подвергнуть Эмили повторным врачебным освидетельствованиям, назойливым нескончаемым допросам благонамеренных социальных работников и отвратительным перекрестным дознаниям экспертов защиты? И для чего? Чтобы некий судья мог заявить, что на основании имеющихся у него данных он не может обвинить меня ни в чем, кроме как в излишнем потакании своей неуравновешенной жене. Поверь мне, Джейн, мне будет гораздо легче доказать, что ты невменяема, чем тебе — что я извращенец.

— Ты мерзавец.

— Нет, просто я прав, и ты это прекрасно знаешь. — Он посмотрел на потолок и добавил: — А теперь я выскажу тебе свои условия.

Джейн мучительно размышляла, в какой момент она упустила инициативу в разговоре. Голос ее дрогнул.

— И каковы же твои условия?

— Развод, если, конечно, ты на нем настаиваешь. Лично я против развода. Я люблю тебя, Джейн. Я всегда тебя любил.

— Но почему же тогда? Как ты смог?

— Смог — что?

— Ради Бога, перестань ломать комедию, Майкл, — простонала Джейн. — Ты же спускал сперму в ее руки. Ты что, собираешься это отрицать?

— До моего последнего вздоха. И твоего тоже. — Он улыбнулся.

Джейн внимательно посмотрела ему в глаза. Конечно, ничего не произошло. Неужели они действительно обсуждают то, что обсуждают?

— Я должна понять это как угрозу?

— Я не собираюсь тебе угрожать. Я хочу заключить мир.

— Понимаю. Есть еще какие-то недоговоренности?

— Конечно.

— Хорошо, тогда выражайся яснее, чтобы я могла тебя понять правильно.

— Я говорю, что хочу разделить с тобой опеку.

— Что? Ты всерьез воображаешь, что я соглашусь на что-то в таком роде?

— Даже если судьи утвердят твою опеку, ты не сможешь препятствовать моим свиданиям с дочерью. Ты это знаешь. Как отец, я имею на это полное право.

— Ты потерял все свои права.

— Не думаю, что многие согласятся с тобой. Думаю, что даже Эмили скажет в суде, что хочет видеться со мной.

Джейн лихорадочно оглядывалась по сторонам, отчаянно пытаясь найти ответ, тот единственный довод, который подтвердил бы ее правоту и поставил в их споре последнюю точку. Она ничего не смогла найти, ответа не было.

— Может, ты согласишься на поднадзорные свидания?

— Ни под каким видом. Это прозвучит, как признание вины, я же ни в чем не виноват.

Джейн подавила крик бессилия и отчаяния.

— Я не могу поверить в то, что произошло между нами. Ты стал мне чужим человеком.

Майкл шагнул к ней, раскрыв для объятия руки.

— Я люблю тебя, Джейн.

— Нет!

— Я люблю тебя. Даже теперь, после всего того, что ты мне наговорила, я продолжаю тебя любить. Ты так прекрасна. Мне так хочется тебя обнять и прижать к груди.

— Ты точно так же обращался и со своей дочерью, Майкл? Да? Отвечай, грязный ублюдок! Это так?

Потом, крича что-то неразборчивое, неспособная произносить членораздельные слова, она бросилась вниз по лестнице, забыв о собранных сумках. Майкл кинулся вслед за ней. Он забежал вперед и загородил ей выход. Джейн, не говоря ни слова, повернулась и бросилась к задней двери, но Майкл и тут опередил ее. Она вбежала в солярий. Эту комнату Майкл пристроил к дому специально для нее, Джейн всегда очень ее любила. Это было ее убежище. Теперь это ее тюрьма. Она попыталась выпрыгнуть в одно из больших окон.

Он подбежал к ней и бросил на диван-качалку, который накренился под тяжестью ее тела. Джейн потеряла точку опоры, она нелепо взмахнула в воздухе руками, ища, за что бы ухватиться, и тут ей под руку попался сосуд, тяжелый медный сосуд, который они привезли из путешествия на Восток. Она вскочила на ноги и размахнулась тяжелой медной посудиной.

— Слушай, ну ты точно сошла с ума, — проговорил Майкл, смеясь. — Пожалуй, мне придется взять опеку и над тобой.

Движимая яростью, она выбросила вперед руки и со всего маху опустила сосуд на голову Майкла. Он попытался увернуться, но ему это не удалось. Один из острых выступов на медной вазе вонзился в Майкла, грозя снести ему полчерепа.

120