Она видела себя как бы со стороны — вот она входит в гостиную, приближается к пианино, вот ее пальцы касаются клавиш, и она слышит старую мелодию Шопена; вот те же самые пальцы подносят к ее глазам фотографии; вот три групповых снимка — на них дети, построенные аккуратными рядами по росту. Впереди маленький мальчик с доской, на которой написано, кто они такие — Арлингтонская частная школа. Джейн улыбается, глядя на хорошенькую девочку с длинными светло-каштановыми локонами и огромными глазами. Девочка одета в желтое платьице и гордо стоит в последнем ряду; вот та же девочка, только годом старше — волосы собраны в хвостик, она высока и горделива; вот она же на третьей фотографии — волосы свободно распущены, в платье из ткани в черно-белую клетку, улыбка уже не столь самоуверенная, во взгляде появилась осмотрительность. Такая вот последовательность — младшая группа детского сада, старшая группа, первый класс школы, фотографии второго класса нет. «Думаю, что мы просто не получили этого снимка, — сказал ей тогда Майкл, — должно быть, Эмили болела».
Почему же, по какой причине, ей не показалось странным, что самые свежие фотографии Эмили были годичной давности? Ведь если в семье стремятся запечатлеть каждое движение, каждый вздох ребенка, то весьма подозрительным должно показаться отсутствие фотографий, отражающих целый год жизни. Джейн поняла, что просто не хотела об этом думать. Она не была готова к встрече с тем кошмаром, в который превратилась ее жизнь, она не могла встретиться лицом к лицу с катастрофой, которую сама же и устроила, она уклонилась от уплаты пени за отнятые ею жизни.
«Меня надо уничтожить, — думала она. — Усыпить, как больную собаку. Одна смертельная инъекция — и конец всем мучениям». — Она потерла то место на руке, куда Майкл только сегодня утром сделал очередной укол.
Она вспомнила о своих подозрениях относительно Майкла, о своей убежденности в том, что он обдуманно и намеренно пытается лишить ее разума, тогда как он изо всех сил старался помочь ей найти его.
Вот и сейчас он кого-то привел к ней. После того как он неделями отказывал ей в просьбах увидеться с самыми близкими друзьями, Майкл решил показать всем, в каком аду он живет. Сначала он позвал Сару и Питера Таненбаум, и они сразу же пришли. Сара разрыдалась при одном взгляде на Джейн, а Питер, разговаривая с Майклом, старался не смотреть в ее сторону.
Ей очень хотелось прикоснуться к ним и успокоить, сказав, что так ей лучше, что она сама выбрала для себя безумие, что оно вполне ее устраивает и что им не стоит беспокоиться о ней. Но руки не подчинялись ее воле, а голос совершенно пропал. В горле образовался вязкий ком, сквозь который не проходили никакие звуки. Она смотрела на своих друзей и видела их расплывчатые силуэты, как бывает, когда смотришь в видоискатель фотоаппарата, объектив которого густо смазан вазелином. Она хотела только одного — чтобы они ушли и оставили ее одну. То, что с ней происходило, было самое меньшее из того, что она заслужила. Она хотела было убежать, но ее поймали и заставили наблюдать собственную казнь.
Приходили и другие. За последние несколько дней Майкл пригласил к ним домой почти всех друзей и знакомых, правда, позволяя им задерживаться в доме всего на несколько минут. Приходили Джанет и Ян Харт, Лоррен Апплби, Дэвид и Сьюзен Карни и Ева Макдермотт. Ева была одна, и Джейн слышала, как она объясняла Майклу, что Росс уехал ловить рыбу. Все они, как экскурсанты, проходили в комнату, смотрели на нее, как зеваки смотрят на восковых кукол мадам Тюссо, и уходили, насытившись этим зрелищем. Майкл каждый раз просил их не упоминать об Эмили, и они слушались его, за что Джейн была им очень признательна.
— Не говори об Эмили. — Она и в этот раз услышала его шепот, который донесся от двери.
В следующее мгновение у ее постели на коленях стояла Дайана Брустер с глазами, полными слез.
— Мой Бог, — отчетливо простонала Дайана. Она так сгорбилась, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.
— Все в порядке, — уверил ее Майкл, потрепав по плечу. — Она не испытывает никакой боли.
— Она меня слышит?
— Да, — ответил Майкл, подходя к Джейн и поглаживая ее волосы. — Здесь Дайана, солнышко мое. Ты можешь с ней поздороваться?
Джейн попыталась сложить язык и губы так, чтобы произнести неподатливое имя, но движения получились беспорядочными, и Джейн оставила свои попытки. В конце концов, ей это было уже не нужно.
Дайана, внезапно разозлившись, поднялась на ноги.
— Я этого не понимаю, Майкл. Я не понимаю, что могло с ней случиться. Я знала, что мне надо приготовиться к очень неаппетитному зрелищу. Я знала, что она перенесла тяжелую душевную травму…
— Дайана, — сказал он предостерегающе, и та несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
— Черт возьми, Майкл, это же моя самая задушевная подруга. Она всегда была полна жизни, так всем интересовалась. Я не могу поверить, что это тот же человек.
Майкл молча кивал головой в знак согласия.
— Могут врачи что-нибудь сделать?
— Мы делаем все, что можем.
— Но она так сильно похудела.
— Она совершенно потеряла аппетит и отказывается от еды.
Дайана обхватила себя руками, затем снова опустилась на колени возле Джейн.
— Все будет хорошо, Джейн. Ты выберешься, ты обязательно поправишься. Мы об этом позаботимся. Майкл, я и все твои друзья. Мы сделаем все, чтобы тебе стало лучше.
— Почему бы тебе не прочитать ей то, что написано вот здесь? — Майкл указал на цветную яркую открытку в дрожащей руке Дайаны.