— Джейн…
— Он сказал мне, что она умерла. Он сказал мне, что это я убила ее, что она умерла у меня на руках. Как вы объясните это, Кэрол? Может, таким способом он пытается защитить и меня?
— Да, вот именно, он пытается защитить вас, Джейн. И он всегда делал только это.
— Он лжет, чтобы оградить меня? Говоря мне, что моя дочь погибла? И что я одна в этом виновата? Послушайте, Кэрол, вы что, считаете, что я все это придумала?
— Я думаю, что вы находитесь в плену своих иллюзий…
— Иллюзий?
— Я думаю, что вы сами верите в то, что вы говорите.
— Иллюзии? Это слово вы услышали от Майкла, не правда ли? Иллюзии. — Она выплюнула это слово, как выплевывают какую-то случайно попавшую в рот гадость. — Это Майкл сказал вам, что я в плену иллюзий, ведь так?
— Джейн…
— Так? — Во взгляде Кэрол Джейн прочла подтверждение своим словам.
Она в изумлении покачала головой.
— Он и правда обезопасил себя со всех сторон, не так ли? Он убедил всех, что я сошла с ума, что после смерти матери я страдаю нервными срывами и что, хотя моим друзьям я кажусь нормальной, дома все обстоит наоборот Я всегда была неуправляемой; я крушила дома вещи; я склонна к неистовству и насилию. — Джейн кругами ходила по комнате, пытаясь привести в порядок все, что она узнала. — И в глазах всех, кто меня знает, то, что он говорит, исполнено смысла, потому что известно, что у меня ужасный характер. У каждого есть в запасе история о Джейн и ее знаменитом характере. А как я могу с этим бороться, если мои глаза остекленели от таблеток, если по утрам я с трудом выбираюсь из постели и почти не могу говорить, потому что по подбородку у меня беспрестанно течет слюна, если у меня такая депрессия, что я постоянно думаю о самоубийстве? Вы что, ничего не видите? Он лгал мне; он лгал всем. Он сказал вам, что я спала с вашим мужем. Мне он сказал, что это не единственная моя измена. Он так все обставил, что, даже когда я начала понимать что к чему и догадываться о его лжи, он сумел убедить всех в том, что это мои иллюзии! Он не говорил мне, что моя дочь умерла, — нет, это я вообразила сама! Я еще больше сумасшедшая, чем он сам думает! Он все сделал очень хорошо. Просто прекрасно! И кто будет с ним спорить, когда он соберется упрятать меня в психушку? А когда я там исчезну — а это венец его восхитительного плана — когда меня надежно запрут в какое-нибудь кукушкино гнездо под вымышленным именем, — то, даже если со временем ко мне вернется память, что бы я ни сказала, будет расценено, как дальнейшее проявление моего безумия. Тем больше смогут написать они об иллюзиях и галлюцинациях в своих пухлых историях болезни.
Кэрол была готова расплакаться.
— Но почему, Джейн? Зачем Майкл делает эти вещи?
— Потому что я что-то знаю. Потому что случилось что-то такое, о чем я услышала или узнала; что-то такое, что Майкл хотел бы от меня скрыть. Он не хочет, чтобы я это вспомнила.
— Но что?
— Это скажете мне вы.
Кэрол в знак своего поражения прикрыла глаза.
— Я ничего не знаю, Джейн.
— Скажите мне, что случилось в тот день, когда я исчезла. Что произошло в тот день?
Кэрол с минуту помолчала, потом заговорила.
— Майкл сказал, что вы очень расстроены…
— Не надо говорить мне, что сказал Майкл. Расскажите, что вы сами видели, — сердито прервала ее Джейн.
— Я увидела, как вы въехали на свою подъездную дорожку, — неохотно начала Кэрол свой рассказ. — Было еще довольно рано, до вечера далеко. Отец спал у себя в комнате. В тот день было холодно, и я приводила в порядок цветы, чтобы чем-нибудь заняться. Поэтому я обрадовалась, когда увидела, что вы идете домой. Я решила напроситься к вам на чашку чая. Но, как только вы вышли из машины, я поняла, что с вами происходит неладное. У вас была истерика. Это единственное слово, которым я могла бы описать вас. Я не уверена даже, что вы меня заметили, хотя смотрели на меня в упор. Я ничего не могла понять. Я спросила, что с вами, но вы пронеслись мимо меня и ворвались в дом, захлопнув за собой дверь. Вы что-то говорили вслух, кричали и бормотали. Такой я вас никогда раньше не видела — о, я видела вас рассерженной, я видела, как вы иногда просто выходили из себя, — но на этот раз было что-то совсем другое. Вы ничего не соображали. Вы не были самой собой. Я не знала, что предпринять. Я просто стояла неподвижно несколько минут, а потом решила позвонить Майклу. Я рассказала ему, что случилось, и он ответил, что немедленно выезжает. Я вернулась домой. Примерно в двадцать минут четвертого я увидела, как подъехал автомобиль Майкла и он ринулся в дом. К этому моменту меня разобрало чертовское любопытство узнать, что там у вас происходит. Поэтому я буквально прилипла к окну. Немного времени спустя дверь открылась и вы опрометью выбежали из дома. Вы не закрыли дверь и не сели в машину. Вы просто побежали по улице. Я подождала несколько секунд и пошла к вам. Дверь была открыта, но я тем не менее постучала. Никто не ответил. Я забеспокоилась. Несколько раз я окликнула Майкла, потом услышала его стоны. Я нашла его в солярии. Он в это время пытался встать. На голове у него кровоточила рана. Пол был забрызган кровью. Я помогла ему встать, отвела в ванную и попыталась промыть рану, а потом отвезла его в Ньютонский госпиталь Уэллсли, где ему зашили рану. По дороге он заставил меня пообещать объяснить врачам, что он упал и разбил себе голову. Он сказал, что у вас нервный срыв, что к этому уже давно шло и что позже он все мне объяснит.
— А потом?
— Это все. Остальное вы знаете. Вы не вернулись домой. Он решил, что вам, должно быть, стыдно за свое поведение, и он решил дать вам несколько дней, чтобы вы остыли. Он позвонил мне после того, как полиция известила его о случившемся, рассказал, что произошло, что вы потеряли память и что он собирается привезти вас домой.